Образ дома в лирике 1930-ых годов

Дерево растет, напоминая
Естественную деревянную колонну.
От нее расходятся члены,
Одетые в круглые листья.
Собранье таких деревьев
Образует лес, дубраву.
Но определенье леса неточно,
Если указать на одно формальное строенье.

Толстое тело коровы,
Поставленное на четыре окончанья,
Увенчанное храмовидной головою
И двумя рогами (словно луна в первой
                                                   четверти),

Тоже будет непонятно,
Также будет непостижимо,
Если забудем о его значенье
На карте живущих всего мира.

Дом, деревянная постройка,
Составленная как кладбище деревьев,
Сложенная как шалаш из трупов,
Словно беседка из мертвецов , —
Кому он из смертных понятен,
Кому из живущих доступен,
Если забудем человека,
Кто строил его и рубил?

Человек, владыка планеты,
Государь деревянного леса,
Император коровьего мяса,
Саваоф двухэтажного дома, —
Он и планетою правит,
Он и леса вырубает,
Он и корову зарежет,
А вымолвить слова не может.

Но я, однообразный человек,
Взял в рот длинную сияющую дудку,
Дул, и, подчиненные дыханию,
Слова вылетали в мир, становясь предметами.
Корова мне кашу варила,
Дерево сказку читало,
А мертвые домики мира
Прыгали, словно живые.

Образ дома в этом поэтическом тексте парадоксален, т.к. вводится образностью мира мертвых. Проводится четкая граница между двумя мирами, представляющая собой человеческую память. Пока мы «не забудем человека, кто строил его (дом) и рубил», дом будет «смертным понятен и живущим доступен».

Человек – следующая центральная фигура этого текста. Он – основа, центр мироздания, но только словесное искусство дает возможность управлять этим миром. Не овладев же им, все, на что способен человек – лишь разрушение (четвертая строфа). Однако в стихотворении нет идеи человекобога, т.к. человек Заболоцкого «однообразный», а значит равный другим людям. Только за счет умения «выдувать слова» он оказывается выше других «предметов», тогда и появляется иерархия. Слова становятся инструментом управления жизнью, олицетворением окружающей природы, человек – деятелем и ее преобразователем.

Природа –  еще один важный компонент этого текста. Растения и животные являются существенной частью системы образов. Все они взаимопроникают друг в друга и смешиваются так, что в результате становится непонятно, что же на самом деле есть дерево, лес, корова, дом, человек. Однако именно благодаря выражению одной структуры предмета через структуру другого (например, «деревянная постройка, / Составленная как кладбище деревьев») Заболоцким достигается всеобщее единство.

Конец стихотворения снова возвращает читателя к образу «мертвого дома». В совокупности он предстает как «утроенный» символ смерти¹. Пока человек молчит в таком доме, он не живет. Именно передающийся словесным искусством смысл оживляет и преображает его бытие.

Тридцатые годы для Заболоцкого стали временем формирования нового мироощущения, поэтому категории жизни и смерти осмысляются им в первую очередь.

«Никого не будет в доме», 1931, Б.Л. Пастернак

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега,— никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься у двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

С первой строки этого стихотворения Б. Пастернак рисует противоречащий обыденным ассоциациям со словом «дом» образ. Атмосфера неуютна своей смертельностью: в доме никто не живет; время там не идет, оно застыло в прошлом; в нем ни тепла, ни света, ни звука, ни движения. Лирический герой движим чувствами «прошлогоднего унынья» и «неотпущенной вины». В сочетании с образом крестовины эти мотивы создают христианский контекст, в котором уныние – один из смертных грехов, а вина – муки совести, своего рода наказание.

Лишь в конце текста появляется оживление благодаря мотиву «вторженья дрожь» и возникновению образа «ты». Однако черты возникшей фигуры настолько обезличены, словно в дом залетает призрак. Тем не менее в силуэте нельзя увидеть проявление инфернального, т.к. он вполне очеловечен: слышатся шаги, появление происходит через дверь, а не окно, одежда имеет связь с земным миром – «их тех материй, / Из которых хлопья шьют».

Образ дома в целом описывается поэтом через образы внешнего, уличного мира, что стирает границу между такими важными для русской культуры категориями как «свое» и «чужое». Личное пространство человека, которое обычно стараются защитить и оградить, становится общедоступным, что проявляется и в исторических реалиях.

Реальный план создания этого произведения – это ситуация ухода Пастернака от жены Е. Лурье к З. Нейгауз – женщине, с которой он проведет остаток жизни. По этой причине возможно интерпретировать перемену динамики в пятой строфе как появление в жизни поэта новой возлюбленной, новой надежды на счастье. Кроме того, как отмечает Е.Б. Пастернак в «Материалах биографии» в стихотворении отразились хлопоты переезда: «Он задерживался в Москве, хлопоча, чтобы оставить за собой освобождавшуюся комнату брата, который переезжал в новый дом на Пречистенском бульваре, построенный с его участием, устроить издательские дела и добыть хоть немного денег» ².

Годом позже даты написания стихотворение будет опубликовано в составе сборника «Второе рождение». С т.з. В.Н. Альфонсова этот сборник – «и возвращение к лирике, и попытка заново ее определить в духе времени, новый этап драматического взаимодействия лирики с эпохой»³. В связи с этим возвращение в пустой дом становится попыткой отпустить прошлое, местом, где неожиданно мелькнет надежда на новое начало и светлое будущее.

М.И. Цветаева, «Родина», 1932.

О неподатливый язык!
Чего бы попросту – мужик,
Пойми, певал и до меня:
– Россия, родина моя!
Но и с калужского холма
Мне открывалася она – ­
Даль – тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!
Даль, прирожденная, как боль,
Настолько родина и столь
Рок, что повсюду, через всю
Даль – всю ее с собой несу!
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой!»
             Со всех – до горних звезд
Меня снимающая мест!
Недаром, голубей воды,
Я далью обдавала лбы.
Ты! Сей руки своей лишусь, –
Хоть двух! Губами подпишусь
На плахе: распрь моих земля ­
Гордыня, родина моя!

Образ дома для М. Цветаевой неразрывно связан с образом Родины. В отличие от двух предыдущих примеров пространство конкретной постройки в ее картине мира заменяется и расширяется до пределов страны.

Поэт провела долгие годы за рубежом, поэтому стихотворение пропитано противоречивыми чувствами, которые передают оксюмороны. С одной стороны она называет страну “Родиной”, но в то же время – «далью» (рефрен), «чужбиной» и «тридевятой землей» – образ, отсылающий к русским народным сказкам и показывающий необъятность расстояния между лирической героиней и Советским государством. Ни разу Родина не называется по имени, ее образ выражен метафорами или местоимениями («ты», «она»). Контрастом, который маркирован в тексте курсивом, является образ дома. С этим словом естественны ассоциации тепла, семьи, уюта и безопасности. Однако тяготы эмиграции, сложные отношения с семьей и нищенствование рушат подобное восприятия дома, и его образ приобретает ироническую окраску.

Тем не менее дом остается притягательным для лирической героини: «Даль – всю ее с собой несу!». Даль олицетворяется в стихотворении, она зовет к себе. Родина сравнивается с болью, которая обрекает жизнь на тоску, становясь роковой. Воспоминания и желание вернуться в прошлое – все, что остается ей.

А.А. Ахматова, «Последний тост», 1934.

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем
И за тебя я пью, —
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что бог не спас.

В стихотворении А. Ахматовой представлен схожий с пастернаковским образ опустелого дома. Однако причина, почему дом пуст, не просто побег или переезд, а разорение, т.е. вторжение на личную территорию. Эпитет “разоренный” задает трагическую модальность с первой строки и также, как у Пастернака, разрушает категории “свой” и “чужой”.

Центральной темой текста становится смерть. Проявляясь в названии эпитетом «последний», она продолжается в образе «холодных глаз» и мотиве «Бог не спас». Образ дома и религиозные мотивы сопоставляются через композицию текста, они помещены в сильные позиции начала и конца.

В стихотворении полностью отсутствует мотив надежды. Оно наполнено лишь мрачными чувствами. Вместо этого звучат мотивы обмана, предательства (и в том числе со стороны Бога), появляются инфернальные образы холода, зла, одиночества, жестокости и грубости. В целом отсутствуют эмоции, остается лишь изможденность, смирение со страданиями, а значит – готовность умереть. Так, мотив «пью» указывает на прощание с миром живых и на попытку забыться, что облегчит переход в мир иной. Вот только есть ли такой мир, ведь «Бог не спас», и нет никакой надежды на жизнь после смерти?

В 1934 году Ахматова единственная, кто не подает заявление на вступление в Союз поэтов, что обрекает ее на ужесточение контроля и запрет на публикации. Она изгнана из литературной жизни. Во время написания этого текста поэтесса живет в Фонтанном (Шереметевском) доме Н. Пунина. У нее нет собственного «уголка», нет душевного покоя, свободы, веры. Нет ничего, даже возможности записать стихи.

О.Э. Мандельштам, «Я скажу это начерно шепотом», 1937.

Я скажу это начерно, шопотом,
Потому что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.

И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище —
Раздвижной и прижизненный дом.

Религиозная образность объединяется с образом дома в этом стихотворении. В результате под домом понимается не личное пространство или территория, как это было в предыдущих произведениях, а целое «небохранилище». О. Мандельштамом редуцируется бытовой аспект понимания дома, но создается метафорическая абстракция. Расширение границ восприятия в сочетании с мотивами тайны («скажу это начерно, шепотом») обуславливается с одной стороны историческими реалиями: репрессии, всеобщая нестабильность, негласный запрет на веру в Бога, которая в отличие от стихотворения Ахматовой у Мандельштама ощущается, – и с другой стороны носит религиозный характер, когда шепот считывается как молитва, а земля становится единым домом для человечества, воплощением поговорки «все мы под одним небом ходим».

Первая из трех словоформ с корнем «небо» – «неба игра» – представляет собой то привычное небо, которое человек видит над собой с земли. Вторая, «временным небом чистилища», – место, куда попадает умерший для анализа пройденного земного пути (чистилище). Вероятно, по этой причине в начале первой строфы возникает образ “начерно”: земное  бытие – лишь черновик для жизни на небесах. Третья, «небохранилище» – окончательный переход туда, где человек будет храним небом, т.е. приобретет вечную жизнь⁴. Кроме того, уравниванием «небохранилища» и «прижизненного дома» через тире Мандельштам смещает акцент с небесной жизни на земную. Таким образом его слова приобретают дидактизм, направленный в будущее, и скрытую интенцию продолжить жить, набираясь опыта. Мотив судьбы, который передается образом «безотчетное небо», подчеркивает такого рода смыслы. Лишь Бог вправе распоряжаться жизнями людей, и о его решениях никому не суждено узнать.

Библиография:

Художественные тексты:

1. Ахматова, А.А. Последний тост : стихотворение / А.А. Ахматова. – Л: Советский писатель, 1976. – с. 198. – URL: https://imwerden.de/pdf/akhmatova_stikhotvoreniya_i_poemy_%201976__ocr.pdf
2. Заболоцкий, Н.А. Искусство : стихотворение / Н.А. Заболоцкий. –   М: Художественная литература, 1983. – с.88. – URL: https://imwerden.de/pdf/zabolotsky_sobranie_sochineny_tom1_1983.pdf
3. Мандельштам, О.Э.  Я скажу это начерно, шепотом. URL: https://rvb.ru/20vek/mandelstam/dvuhtomnik/01text/vol_1/01versus/0301.htm
4. Пастернак, Б.Л. Никого не будет в доме : стихотворение / Б.Л. Пастернак. – М: ГИХЛ, 1961. – с.138-139. – URL: https://imwerden.de/pdf/pasternak_stikhotvoreniya_i_poemy_1961__ocr.pdf
5. Цветаева, М.И. Родина : стихотворение / М.И. Цветаева. –  М: Эллис Лак, 1994. – с.302. – URL:  https://imwerden.de/pdf/tsvetaeva_sochineniya_tom02_1994__ocr.pdf

Литературоведческие работы:

• Альфонсов, В.Н. Поэзия Бориса Пастернака : мемуары / В.Н. Альфонсов. – М: Советский писатель, 1990. – с.25. – URL: https://www.litmir.me/bd/?b=250702
• Измайлов, Р. От «битвы слов» к «живой основе смысла» : творчество Н. Заболоцкого / Р. Измайлов // Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ – начала ХХI века. Т.2 – СПб: «Петрополис», 2017. – URL: https://ruskline.ru/analitika/2019/03/16/ot_bitvy_slov_k_zhivoj_osnove_smysla_tvorchestvo_n_zabolockogo
• Пастернак, Е.Б. Материалы биографии : биография / Е.Б. Пастернак. – М: Советский писатель, 1989. – с. 482. – URL: https://imwerden.de/publ-9247.html
• Тимофеичев, А. Анализ стихотворения Осипа Мандельштама «Я скажу это начерно, шепотом…» / А. Тимофеичев // Невечерний свет, 2017. – №7. – URL: https://журнальныймир.рф/content/analiz-stihotvoreniya-osipa-mandelshtama-ya-skazhu-eto-nacherno-shopotom

Автор текста: Валерия Малышева
Иллюстрация: нейросеть Midjourney