Баллада «Светлана» — одно из главных произведений русской литературы. Неудивительно, что прочитали ее не только реальные читатели, но и литературные персонажи. А что из этого получилось – читайте в нашем материале.
«Горе от ума»
Одним из первых на баллады В.А. Жуковского откликнулся А.С. Грибоедов. В литературной полемике между В.А. Жуковским и П.А. Катениным (подробнее об этом читайте в нашем материале «Батл с секундантами»), А.С. Грибоедов был на стороне последнего. Следы полемики сохранились и в пьесе: Софья Фамусова рассказывает отцу вымышленный сон (героиням трех переложений «Леноры» снились настоящие!). Цель рассказа двояка: с одной стороны, Софье нужно скрыть от Павла Афанасьевича ночное свидание с Молчалиным, с другой, выведать, как бы отец отнесся к попытке соединиться с бедным и безродным возлюбленным. Этот вымышленный сон насквозь пронизан балладными мотивами: на бедных влюбленных должен обрушиться гнев отца (совсем как в «Эоловой арфе», вот только играет Молчалин не на арфе, а на флейте), Фамусов бледен, «как смерть, и дыбом волоса» (то есть является из загробного мира), его голос якобы пробуждает Софью от страшного сна, подобно тому, как Светлану пробуждает крик петуха. Баллада «Светлана» не раз цитируется в тексте, но каждый раз – в ироническом переосмыслении Фамусова: «Бывают странны сны, а наяву страннее» («Здесь несчастье – лживый сон,/ счастье – пробужденье»), «Повыкинь вздор из головы; / Где чудеса, там мало складу» («Улыбнись, моя краса, / На мою балладу, / В ней большие чудеса, / Очень мало складу»). Подобно большей части младших «архаистов», А.С. Грибоедов весьма скептически относился к В.А. Жуковскому и высмеивал модную мечтательность: «Ныне в какую книжку не заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос». Возможно, и «модные песенки», которые просил списать Молчалин (об этом иронически рассказывает Чацкий), это тоже произведения В.А. Жуковского, нередко называвшего свои стихотворения «песнями» или «романсами».
«Евгений Онегин»
Разумеется, балладу «Светлана» прочитали все главные герои романа «Евгений Онегин». На странный вопрос, заданный Онегиным после первого посещения Лариных («Скажи: которая Татьяна?» — но ведь не десяток же дочерей у Лариных!), Ленский отвечает: «Да та, которая тиха, / И молчалива, как Светлана,/ Вошла и села у окна». Онегин мгновенно считывает эту цитату: «Я выбрал бы другую, / Когда б я был, как ты поэт». Автор же, говоря о своей музе (в восьмой главе совпавшей с Татьяной), вспоминает не только Светлану, но и Ленору («Как часто по скалам Кавказа, / Она Ленорой при Луне/ Со мной скакала на коне!»). Но плотнее всего реминисценции из баллады Жуковского стягиваются в пятой главе, к которой взят эпиграф из финала баллады «О, не знай сих страшных снов, / Ты, моя Светлана!». В.В. Набоков в комментарии к «Евгению Онегину» обратил внимание на то, что в пушкинской рукописи сохранился другой эпиграф: «Тускло светится луна,/ В сумраке тумана — / Молчалива и грустна, / Милая Светлана». Очевидно, для Пушкина было важно задать литературное двойничество героинь. Но окончательный выбор эпиграфа подчеркивает контрастную параллель: реальность, в которую пробуждается Татьяна, оказывается страшнее сна: от руки любимого ею Онегина погибает жених ее сестры (и это тоже подхватывает тему мертвого жениха). Так что спасительная формула Жуковского: «Здесь несчастье – лживый сон, / Счастье – пробужденье» в ее случае, к сожалению, не работает.
Фантастический сюжет сна Татьяны так же, как и у Жуковского, связан с переходом в загробный мир: героиня пересекает не замерзающий зимой поток и проводник-медведь приводит ее в хижину на страшное пиршество – то ли похоронное, то ли свадебное. Главой чудовищ (в «Светлане» они не показаны так подробно, как в «Людмиле») оказывается сам Онегин. Можно отметить и множество частных перекличек: «И вдруг сугроб зашевелился/ И кто ж из-под него явился?» — «Вот Светлане мнится, / Что под белым полотном / Мертвый шевелится»; «Но что подумала Татьяна, / Когда узнала меж гостей/ Того, кто мил и страшен ей, / Героя нашего романа» — «Сорвался покров, мертвец/ (лик мрачнее ночи)/ Виден весь – на лбу венец. / Затворены очи». Похожи и предшествующие сну гадания героинь во «мгле крещенских вечеров», и «воск потопленный», и «двурогий лик луны», и «песенки старинных дней». Едва ли не главное различие состоит в том, что Светлана случайно засыпает во время гадания перед зеркалом, а Татьяна бесстрашно кладет под подушку «девичье зеркало». Так сон становится заменой несостоявшегося гадания – и сбывается практически в точности.
«Война и мир»
Баллада В.А. Жуковского «Светлана» писалась в 1808 -1812 и была опубликована в «Вестнике Европы» в 1813 году. Разумеется, что рассказывая об этом времени в «Войне и мире», Л.Н. Толстой не мог не вспомнить о балладе Жуковского: зимой 1811 года Наташа и Соня с помощью горничной Дуняши гадают «в крещенский вечерок». Героини счастливы, но тревожны: Наташин жених князь Андрей скоро должен вернуться из «далекой стороны»; Соня влюблена в Николая, знает о взаимности этой любви и надеется, что все препятствия можно будет преодолеть. Сцене святочного гадания предшествует «ропот» Наташи, напоминающий скорее о начале баллады «Людмила» («Мне его надо! За что я так пропадаю, мама?»). Следом Наташа просит принести петуха («кормили счетным курицу зерном»), потом они с Соней и Николаем ряжеными едут к Пелагее Мелюковой, где слышат историю, очень похожую на рассказанную в «Светлане»: «Да вот как-то пошла одна барышня, взяла петуха, два прибора – как следует села. Посидел, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами, подъехали сани; слышит, едет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор…». Вернувшись домой, Наташа с Соней устраиваются гадать, но Наташа, «как ни готова была принять малейшее пятно за образ человека или гроба», ничего не видит. Вместо нее усаживается гадать Соня (отметим, что она тезка грибоедовской героини!) и случайно, не желая обмануть ожидания Наташи, говорит, что видела его (не зная при этом, кого имела в виду Наташа – князя Андрея или Николая).
Разумеется, Наташа убеждена в том, что Соня видела князя Андрея, и Соня вынуждена добавить несколько подробностей: он лежит («Князь Андрей лежит? Он болен?»), накрытый розовым одеялом, а потом «что-то синее и красное». Это вымышленное гадание действительно сбывается: князь Андрей, накрытый розовым одеялом, случайно окажется в доме Ростовых незадолго до своей смерти (и вновь, несмотря на отказ Наташи, станет ее женихом!). Однако, вопреки балладному сюжету, явится он не для того, чтобы увести с собой героиню в загробный мир, а для того, чтобы проститься с ней. «Красное и синее» — то, о чем говорит Соня, конечно же напоминает читателю о Наташиной ассоциации, связанной с Пьером Безуховым («синий с красным, четвероугольный»). Именно Пьер Безухов и станет мужем Наташи – а вымышленное гадание сбудется второй раз.
Анна Ахматова «Новогодняя баллада» (1922)
Страшная «Новогодняя баллада», из которой вырастет потом ахматовская «Поэма без героя», — это история о том, как мертвые ожидают на свое пиршество еще живую героиню. Шесть приборов, которые стоят на столе, напоминают не только о шести реальных мертвецах, но и о зловещей семантике этого числа у Жуковского и тесном «доме» из «шести досок». К балладной традиции и сюжету о мертвом женихе отсылает уже само заглавие поэмы («Это муж мой, и я, и друзья мои, / Мы Новый встречаем год, / Отчего мои пальцы словно в крови, / И вино, как отрава, жжет?»). Благодаря работе тартуской исследовательницы М.В. Боровиковой, удалось восстановить имена мертвецов, о которых идет речь в «Новогодней балладе»: это Николай Гумилев, Всеволод Князев, Николай Недоброво, Борис Анреп и Артур Лурье. В страшных реалиях 1922 года (Николай Гумилев был расстрелян в августе 1921) балладный сюжет не нуждается в мотивировке сна: героиню ждут в мире мертвых потому, что все близкие ей люди уже там. Жених из баллады Жуковского становится мужем или хозяином (последнее слово напоминает и о сне Татьяны), миры живых и мертвых не противопоставлены друг другу, а взаимопроницаемы. «Новогодняя баллада» Ахматовой в свою очередь породила целый ряд откликов – Арсений Тарковский отозвался на нее стихотворением «Стол накрыт на шестерых….», строки из которого в свою очередь взяла в качестве эпиграфа к своему последнему стихотворению Марина Цветаева.
Борис Пастернак «Доктор Живаго»
На переклички романа Б.Л. Пастернака и включенных в него стихотворений с балладой В.А. Жуковского обратил внимание К.М. Поливанов. По его словам, «по своей влиятельности в русской поэзии XIX – XX веков баллада «Светлана» оказывается едва ли не абсолютным чемпионом. Ахматова и Пастернак не остались в стороне от этой магистральной линии русской литературы».
Прежде всего атрибуты святочных гаданий из баллады Жуковского – башмачки, воск, свеча – появляются в стихотворении «Зимняя ночь», которое герой задумывает, когда едет со своей невестой Тоней на елку к Свентицким и видит на замерзшем стекле растопленный горящей свечой кружок. В комнате, окно которой он видит снаружи, тоже сидят жених и невеста – Паша Антипов и Лара. В конце романа именно в этой комнате по Камергерскому переулку, куда Лара придет почти случайно, будет стоять гроб с телом Юрия Андреевича Живаго – как и в «Евгении Онегине» реальность окажется куда страшнее сна Светланы о мертвом женихе.
Сохранится (правда, изменит цвет) в стихах Юрия Живаго и «голубочек» из баллады Жуковского. В балладе он, как мы помним, играет спасительную роль, возвращая Светлану из страшного сна к жизни. В стихотворении Б.Л. Пастернака с ним сравнивается сама жизнь:
Жизнь ведь тоже только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других
Как бы им в даренье.
Только свадьба, вглубь окон
Рвущаяся снизу,
Только песня, только сон,
Только голубь сизый.
Авторы текста:
А.А. Ахматова — Полина Захарова
Б.Л. Пастернак — Анна Царькова
“Горе от ума” — Екатерина Коровина
“Война и мир” — Степанида Красножён
“Евгений Онегин” — Дарья Абрамова
Автор иллюстрации: Полина Шевлякова
No responses yet